Это подводит нас к Милтону Эриксону, который был одним из первых, кто утверждал, что терапевтическое воздействие гипноза не может полностью основываться на подчинении внушению. Вместо этого Эриксон подчеркивал важность достижения внутреннего пересмотра поведения пациента (самоорганизующихся изменений), которого пациент добивается сам (см. Лэнктон, Цитата 2020; Шорт, цитата 2021а). Другой важный новатор в области гипноза, Теодор Сарбин, аналогичным образом утверждал, что будущее гипноза зависит от переосмысления гипноза как диалога, в котором пациенты участвуют как исполнители своих действий, а не как объекты внушения (Sarbin, Цитата за 1999 год). Другими словами, интеллект и чувство внутренней самостоятельности более важны для процветания человека, чем послушание. Если использование внушения должно быть переосмыслено как вспомогательный элемент клинического гипноза, то нам необходимо распознать и разработать стратегии для использования в качестве основных терапевтических приемов. Более конкретно, может ли гипноз активировать разумные мыслительные операции, которые не зависят от сознательного намерения? И если да, то каковы пределы этого особого интеллекта?
Чтобы ответить на вопросы об актуальности гипноза в быстро развивающихся областях когнитивной нейронауки и клинической психологии, я обратился за помощью к ведущим исследователям и клиницистам, которые поделились своими взглядами, исследованиями и рекомендациями для практической деятельности. В этом специальном выпуске мы публикуем пять статей, посвященных возможностям бессознательного интеллекта. Это обсуждение начинается с междисциплинарного обзора литературы о бессознательном интеллекте и его значении для гипноза.
Нормативное бессознательное и гипноз
Признав силу ситуативного внушения, Брэйд (Цитата за 1852 год) указал на заразительную природу истерических эпидемий, таких как тарантизм (неконтролируемые приступы пляски после укуса тарантула). Брейд (Цитата за 1852 год) рассказывает историю епископа Фолинго, который после того, как позволил тарантулу укусить себя (чтобы показать, что бояться нечего), обнаружил, что его охватили приступы “танцев”. Брэйд предупреждает, что недостаточно быть скептиком, чтобы не поддаться влиянию ситуации. То, что Брэйд назвал “способностями симпатии и подражания”, исследователи в области социальной психологии теперь изучают с точки зрения социальной мимикрии и теории атрибуции (то есть причины, по которым люди действуют, часто не известны сознанию). Неоднократно было показано, что вместо того, чтобы направлять поведение сознательным намерением, намерения формируются в ответ на поведение (конфабуляция). Другими словами, осознанный выбор, часто называемый “намерением” или “волей”, направлен на формирование или сохранение идентичности, а не на разумную реализацию мотивов (например, Ассаджиоли, Цитата 1973; Мэй, цитата 1969). Аналогичным образом, социальные психологи Баумайстер и Масикампо (Цитата за 2010 год) утверждают, что из-за своих серьезных ограничений функция сознательной воли заключается не в организации поведения для решения проблем, а скорее в том, чтобы ассоциировать наши действия с чувствами ради формирования идентичности.На этом фоне мы обратимся к специальной статье Вайнбергера и др. (Цитата 2022), которая, по сути, переворачивает с ног на голову давнее предположение о гипнозе. Эти авторы утверждают, что бессознательная регуляция поведения носит нормативный характер, а не является следствием гипнотических явлений, свидетельствующих о нарушении обычного сознательного контроля. Соответственно, важным моментом в исследованиях в области неврологии является то, что мы приходим к пониманию самих себя так же, как и другие, – изучая свои действия и ища правдоподобные объяснения. Если для людей является нормой искать объяснения своему поведению, а гипнотическая ситуация направлена на то, чтобы максимально использовать внешние атрибуты, Вайнбергер, Бриганте и Ниссен (Цитата за 2022 год) задаются вопросом, почему мы должны удивляться, когда люди (которые участвуют в гипнозе) чувствуют, что они не несут ответственности за свои действия и что их поведение зависит от внешних факторов. воображаемые переживания реальны? В конце концов, опытные субъекты, реагирующие на гипнотическое внушение, знают, что должно произойти (во время гипноза), и поэтому они объясняют легкость обработки внушением. При продолжении практики повышается простота производства, а предлагаемые атрибуции становятся более убедительными (Weinberger et al., Цитата2022).
Таким образом, Вайнбергер и др. (в этом выпуске) приходят к выводу, что с теоретической точки зрения нет необходимости в особых состояниях или уникальных характеристиках гипнотических явлений. Скорее, результаты гипноза легко объясняются с помощью нормативных бессознательных процессов и ситуационных факторов. Этот вывод напоминает мне о Нэше (Цитата за 1987 год), который утверждал, что, как только мы избавляемся от показухи и навязчивого жаргона (например, “возрастная регрессия” вместо “воспоминания” или “галлюцинации” против “образов”), остается обычное человеческое поведение. Другими словами, новаторские открытия в социальной психологии и нейропсихологии ставят под сомнение уникальность гипнотических феноменов или существование особых состояний повышенной внушаемости. Что еще более важно, новые данные подчеркивают роль бессознательного интеллекта (имплицитного обучения и принятия решений) в повседневной жизни, а также важность самоорганизующихся изменений для неврологического здоровья (Мерцених, Цитата 2013) и эмоционального благополучия (Хайдт, цитата 2006).
Пределы бессознательного интеллекта
В своей важной статье Орн (Цитата за 1979 год) выдвинул аргумент, что, хотя гипноз может быть полезен при обстоятельствах, связанных с потерей функциональной памяти, его использование не гарантирует, что реальные воспоминания не будут заменены конфабуляциями. Двадцать лет спустя Спанос и др. (Цитата за 1999 год) продемонстрировали, что ложные воспоминания о младенчестве могут быть легко сгенерированы во время гипнотической возрастной регрессии (у 87% испытуемых). Благодаря таким результатам, как эти, гипноз больше не рассматривается как привилегированный доступ к воспоминаниям, недоступным в других случаях. Твердая вера испытуемых в реальность их восстановленных воспоминаний слишком часто оказывалась иллюзией.Аналогичным образом, Moga и Dienes (Цитата за 2022 год) проверили, в какой степени идеомоторная передача сигналов обеспечивает доступ к специальным знаниям, недоступным сознательному восприятию. Как отмечают эти авторы, различные разновидности идеомоторной коммуникации использовались в психотерапии со времен Пьера Жане, который впервые применил автоматическое письмо во время терапии. Позже Лесли Лекрон упростил эту технику, используя закрытый опрос для получения ответов “да”, “нет”, “Я не знаю” или “я не хочу отвечать” на основе определенных движений пальцев. Милтон Эриксон еще больше упростил этот процесс, предложив автоматические движения головой для обозначения “да” или “нет” (см. Moga & Dienes, цитата за 2022 год). Эти небольшие автоматические движения (микровыражения) также были изучены в области исследования эмоций и признаны значимыми (Экман, Цитата за 2007 год). Однако исследование, о котором сообщается в этом специальном выпуске, ставит под сомнение не потенциальную значимость идеомоторной коммуникации, а скорее предположение о том, что популярная техника, известная как маятник Шевреля, может обеспечить привилегированный доступ к большему фонду общих знаний. Полученные результаты не свидетельствовали об особом бессознательном знании, которое было бы недоступно обычному сознательному анализу.
Это открытие не опровергает клинической полезности идеомоторной коммуникации. Приходя к выводу, что идеомоторные реакции не обязательно указывают на специальные знания, авторы также утверждают, что во время терапии косвенные методы выражения чувствительных знаний могут уменьшить бремя ответственности (Moga & Dienes, Цитата за 2022 год). В качестве примера вспомните эмоциональный кризис, пережитый клиентом, которому, как человеку, пережившему сексуальное насилие в детстве, было приказано никогда ни с кем не говорить о случившемся. В моем клиническом опыте были случаи, когда клиенты говорили мне, что они не склонны к самоубийству (когда их спрашивали напрямую), но, когда им давали лист бумаги со словами “Я бы хотел...”, тот же человек писал: “...что я мог бы умереть!” Таким образом, гипноз может быть одним из многих полезных методов защиты клиента при сборе эмоционально заряженной информации. Но, точно так же, как Орн (Цитата за 1979 год) предупреждал исследователей относиться к восстановленным с помощью гипноза воспоминаниям скорее как к возможностям, чем как к несомненным фактам, информация, собранная с помощью идеомоторной коммуникации, не должна быть приоритетной по сравнению с другими знаниями о себе, которые собираются с помощью умелых открытых подсказок и достаточного времени для тщательного осознанного размышления.
Образность
Хотя трудно представить практику современного гипноза без использования образов (каламбур подходит к моей точке зрения), вопрос, рассматриваемый в этом специальном выпуске, заключается в том, имеют ли образы ценность, выходящую за рамки внушения. Более конкретно, воздействует ли гипнотерапевтическая визуализация (HTI) исключительно на бессознательный интеллект? Чтобы ответить на эти вопросы, я предлагаю концептуальную модель, построенную на основе междисциплинарного обзора литературы, в которой описываются различные HTI, доступные для исследований и терапевтического применения (кратко, цитата 2022).Возможно, это наименьшая смысловая единица в бессознательном мышлении, образ аналогичен фонеме, которая в языке позволяет нам отличать одно слово от другого. Это незначительное структурное изменение подготавливает нас к пониманию более сложных языковых структур. Аналогичным образом, характерный мысленный образ, по-видимому, связан с установками и эмоциями, которые могут способствовать появлению новых значений в данной ситуации. Точно так же, как значение слова меняется после изменения одной буквы (например, "узел" или "точка"). нет), в своей клинической практике я обнаружил, что один-единственный образ может радикально изменить ощущаемый смысл прошлого опыта и/или будущих ожиданий. В качестве краткого примера приведу историю женщины, которая очень переживала из-за навязчивых образов своей недавно умершей подруги и жаловалась, что ей не следовало заглядывать в открытую шкатулку. У нее были приступы паники перед сном и бессонница. Я спросил ее, какой самый красивый цветок вы можете себе представить? Она сказала, что обожает белые лилии. Затем я предложил ей закрыть глаза, увидеть свою подругу в гробу, а затем увидеть, как на нее мягко падает прекрасный дождь из белых лилий. Женщине понравилось это переживание. После этого дальнейшая терапия не потребовалась. Добавление одного-единственного изображения, по-видимому, радикально изменило смысл ее опыта.
Другими словами, эмоционально значимые образы, например, из снов клиентов, или из ярких воспоминаний, или из символов, тесно связанных с системой ценностей (например, религии или культуры), могут быть стратегически использованы, что приведет к каскадному изменению смысла и понимания. Мой клинический опыт подсказывает, что эта когнитивная и эмоциональная перестройка происходит на уровне осознания, который можно ощутить интуитивно, но лишь частично закодировать в сознательном мышлении. Моя общая предпосылка заключается в том, что, поскольку образы обладают нелинейными и многомерными свойствами, их можно использовать как тип языка, уникально подходящий для бессознательной обработки (кратко, цитата 2021b).
Метафора и рассказывание историй
Также в этом специальном выпуске Консуэло Казула (Цитата за 2022 год) утверждает, что в контексте терапии метафоры используются для инициирования процесса бессознательного исследования, который открывает новые горизонты и ориентиры. В качестве простого примера Касула приводит рассказ клиента о том, что он “борется со своей болезнью” или что он живет “на минном поле”, на что терапевт отвечает, предлагая клиенту найти “верных союзников” или выбрать “стратегию победы” (все это метафоры, связанные с войной). Предположительно, эти метафоры взаимодействуют с ассоциативным мышлением бессознательного интеллекта и, таким образом, функционируют как уникальная языковая система, облегчающая понимание, содержащееся в воплощенном опыте и неявных знаниях. Касула добавляет, что, используя метафоры для передачи новых идей, терапевт приглашает пациента глубже исследовать символический мир отсылок.Это сближение мнений переходит на более глубокий уровень, когда после рассказа клиента о своей проблеме терапевт отвечает соответствующей историей (взаимное повествовательное вовлечение). Как утверждает Касула (Цитата 2022), “Терапевт использует истории, чтобы войти в созвучие и резонанс с внутренним миром реципиента, укрепить терапевтический альянс, а также передать ценности без каких-либо попыток навязать их” (стр. 345). В любой истории есть невысказанные значения, вещи, которые можно вывести, доминирующие образы, метафоры и бесчисленные подразумеваемые ассоциации. Таким образом, в процессе взаимного повествовательного взаимодействия достигается измененное состояние познания. Заимствуя термин Уильяма Джеймса, эти состояния обладают ноэтическим качеством. Как говорит Джеймс, “это состояния проникновения в глубины истины, недоступные дискурсивному интеллекту. Они являются озарениями, откровениями, полными значимости, хотя и остаются невнятными” (Краткое изложение, Цитата2020, стр. 81).
Психическое состояние, описанное Джеймсом, напоминает комментарии Милтона Эриксона, который, по-видимому, отождествлял транс с особым состоянием сознания, во время которого более вероятно бессознательное решение проблем. Как утверждают Эриксон и Росси (Цитата за 1976 год), “Транс - это особое состояние, которое усиливает терапевтические отношения и фокусирует внимание пациентов на нескольких внутренних реальностях; транс не гарантирует принятия внушений. Эриксон полагается на определенные средства коммуникации (включая метафоры и истории), которые пробуждают, мобилизуют и направляют ассоциативные процессы и умственные способности пациента в определенных направлениях, иногда для достижения определенных терапевтических целей” (стр. 171).
Еще одно интересное замечание, сделанное Касулой (Цитата 2022), заключается в том, что в историях могут использоваться различные типы мыслей (интуитивные, научные, магические, философские, мистические, основанные на опыте или утилитарные) гармоничным, интегрированным и взаимодополняющим образом. Другими словами, истории временно дестабилизируют критическое сознание, поскольку слушатель виртуально переносится в другие места во времени и пространстве. Как объясняют Эриксон и Росси (Цитата за 1976 год), “Устранение ограничений обычных моделей осознания индивида, таким образом, открывает возможность для развития у этого индивида новых комбинаций ассоциаций и ментальных навыков для творческого решения проблем” (стр. 170). В ходе междисциплинарных исследований было обнаружено, что нарративный перенос влияет на центральные аспекты сознания, такие как самооценка, и влияет на ожидания в отношении будущего (Green & Sestir, Цитата за 2017 год). Это является важным преимуществом, если мы считаем, что креативность, когнитивная гибкость и автономия (все это элементы интеллекта; Кауфман, Цитата за 2013 год) полезны для решения клинических проблем.
Воплощённый опыт
В нашей заключительной статье Фабр Роблес (Цитата за 2022 год) описывает роль телесного опыта и/или манипулирования объектами в физическом пространстве во время гипноза и его влияние на бессознательный интеллект. В то время как Милтон Эриксон хорошо известен своим использованием метафор в форме историй, анекдотов, заданий и ритуалов, Фабр убедительно утверждает, что любой объект, которому пациент придает значение (то, что Фабр называет метафорическим объектом), представляет собой нечто более важное в контексте жизни конкретного человека. Как отмечает Фабр, преимущество работы с этими личными предметами заключается в том, что она не требует использования разговорного языка или сознательного обдумывания. Вместо того чтобы полагаться на слова для выражения значения метафорического объекта, Фабр использует движение и пространственную переориентацию, чтобы использовать новые возможности для обучения и роста.Соответственно, неврология, которая давно признала роль мозжечка в двигательной функции, теперь подтверждает природу его одновременной роли в когнитивных и эмоциональных функциях. В настоящее время мозжечок описывается как “контролируемая обучающая машина”, тесно связанная с нейрокогнитивным развитием, речевыми функциями, рабочей памятью, исполнительной функцией и разработкой моделей внутреннего контроля мозжечка (Koziol et al., Цитата за 2014 год), а также с обучением, которое включает в себя множество временных рамок, защиту от стирания и спонтанные реакции. восстановление памяти (Shadmehr, Цитата за 2020 год). Если целенаправленное движение - это то, как бессознательный интеллект начинает интегрировать эмоциональные и когнитивные сигналы, вырабатываемые в разных областях мозга, и если имплицитное обучение носит в корне эмпирический характер (Вайнбергер и Стойчева, Цитата за 2019 год), то естественный вопрос для практиков клинического гипноза заключается в том, как воздействовать на физические переживания (то есть на психику клиента). физиологические возможности – дышать, стоять, удерживать предметы, отталкивать их, перемещаться в новое пространство и т.д.) для стимулирования психологической адаптации и роста. С этой целью Фабр предлагает подробное описание случая с анализом, иллюстрирующее клиническое применение метафорических объектов и движений в гипнотерапевтическом контексте.
Вывод
Я думаю, большинство согласится с тем, что необходимы дальнейшие исследования по всем темам, затронутым в этом специальном выпуске. Цель этого проекта - вдохновить на более основанное на фактических данных исследование роли бессознательного интеллекта в достижении положительных результатов во время клинического гипноза. Междисциплинарные исследования, представленные в этом специальном выпуске, дают практикам более прочную теоретическую основу для использования рациональных вмешательств (процедур, которые не предполагают использования сознательной логики; Вайнбергер и Стойчева, Цитата за 2019 год). Известно, что терапевтические подходы, использующие образы, метафоры, повествования и воплощенный опыт, эффективны. Однако их трудно обосновать, не имея концептуальной структуры и эмпирических данных, необходимых для объяснения того, почему они работают так хорошо, как они работают. Будем надеяться, что эта специальная серия сделает еще один шаг в этом направлении (образно говоря).В заключение я хотел бы выразить свою благодарность каждому из авторов, которые потратили свое время и энергию на создание этого специального выпуска. Я также хочу поблагодарить команду преданных своему делу рецензентов, чья проницательность и внимание к деталям позволили авторам получить ценные отзывы. Я надеюсь, что представленная здесь информация будет способствовать диалогу между исследователями и практиками гипноза, поскольку мы стремимся лучше понять разумное использование клинического гипноза.
